Кудрин и Ко представили сценарий перехода к некоррупционной модели развития
СМИ и экспертное сообщество продолжают активно обсуждать доклад Центра стратегических разработок о социокультурных факторах инновационного развития. Интерес был обусловлен прежде всего любопытными цифрами о готовности россиян к реформам. Менее заметным — для прессы, но не для академического мира — оказался тезис о предлагаемых возможных инструментах для модернизационного рывка — так называемых промежуточных институтах.
Условия для перемен
Если говорить кратко, то современная институциональная теория, в наиболее концептуально полном виде сформулированная Дугласом Нортом и его соавторами, предполагает существование трех типов государств, или «порядков»:
естественного порядка — фактически открытой диктатуры, насилие в которой применяется ко всем;
порядков ограниченного доступа, где привилегиями, защитой от насилия и доступом к благам обладает консорциум правящих элит;
порядков открытого доступа, где эти привилегии трансформировались в права и ими обладает большинство граждан.
Подавляющая часть государств, в том числе современных, до порядков открытого доступа не добирается — уж больно много усилий и везения нужно, чтобы преодолеть переходную фазу в виде доступа ограниченного. Но, тем не менее, если такие переходы и случаются, то при соблюдении двух условий.
Первое условие — запрос граждан на перемены. Тут не нужен революционный запал, который обычно разрушает институты, не создавая новых. Скорее, речь идет о растущем недовольстве и несогласии населения жить по старым правилам, действующим только для узкой группы и выгодным преимущественно для нее. Граждане ощущают, что риски от их пребывания в статус-кво, связанные с отсутствием жизненных перспектив, схлопыванием горизонта планирования, стагнацией или падением уровня жизни, начинают превышать риски потенциальных перемен. Исследование ЦСР демонстрирует именно этот запрос — более 2/3 россиян хотят реформ, причем направленных против порядка ограниченного доступа — сохраняющейся коррупции, низкого качества жизни в городах и селах, общей незащищенности от преступности и беззакония. Более того, когда в рамках опроса мы спрашивали у россиян о приоритетных принципах реформирования, на первое и второе место они ставили свободу (37%) и справедливость (35%), чего им, очевидно, недостает.
Второе условие перехода — готовность хотя бы части элиты, реагируя на запрос граждан, трансформировать «испорченные» институты ограниченного доступа в институты, работающие в общих интересах. Очевидно, что для подобного неравноценного для элит обмена должны быть серьезные причины. Одного альтруизма здесь будет недостаточно. Более того, не бывает такой ситуации, чтобы вся правящая элита, «прозрев», решилась с завтрашнего дня жить по-новому. Формирование и консолидация каждого из значимых институтов открытого доступа происходили, когда в правящей элитной коалиции кто-то, видя риски для своих гарантий и привилегий и желая сохранить их, объединялся с другими и, отвечая на общественный запрос, был готов поддержать изменения. Переходы, которые совершались в современных развитых странах, как правило, сопровождались длительным торгом между разными группами, образованием и распадом коалиций в поддержку преобразований.
Запрос на перемены существует и внутри верхушки политического класса, как показало исследование настроений федеральных и региональных российских элит, которое проводилось по заказу ЦСР в конце прошлого года. Сжимание экономики в последние годы и, по сути, нулевые темпы роста, девальвация и общее падение уровня жизни, резкое обострение отношений с Западом, а также участившиеся аресты и преследования верхушки политического класса, особенно на региональном уровне, — все это не прибавляет элитам уверенности в завтрашнем дне, приводит к ощущению, что гарантии постепенно обесцениваются. Монополия государства на применение насилия размывается — различные группы активистов открыто применяют насилие в отношении несогласных с властью при бездействии правоохранительных органов. У отдельных групп внутри элиты горизонт планирования сжимается так же, как и у населения, формируется запрос на изменение или хотя бы стабилизацию правил игры, на возобновление диалога, на получение гарантий сохранения статуса в будущем. Элитам становятся выгодны качественные институты.
Защита от ошибок
Подобная ситуация позволяет ЦСР говорить о наличии «окна возможностей» для структурных реформ и перехода к институтам открытого доступа. Но как показывает другое исследование, предыдущие попытки преобразований в схожих условиях в России приводили к тому, что изначальные замыслы бывали реализованы не более чем на треть. Главная причина — действия групп интересов, выигрывающих от сохранения статус-кво или проигрывающих от преобразований, по разматыванию, «забалтыванию» или выхолащиванию реформ.
Понимая это, ЦСР предлагает два принципиальных подхода. Во-первых, отказ от всеобъемлющей программы модернизации с концентрацией на ключевых приоритетах, которые одновременно дадут и наибольший вклад в темпы экономического роста, и будут способствовать становлению институтов открытого доступа для поддержания устойчивости роста. Таких приоритетов на данный момент три: технологическое развитие; достойная жизнь граждан и инвестиции в человеческий капитал; новое госуправление.
Второй подход — ставка на нестандартные ходы, одним из которых может выступать конструирование тех самых «промежуточных» институтов там, где сразу получить институты, свойственные порядкам открытого доступа, невозможно в силу совокупности институциональных, социокультурных и субъективных причин.
«Промежуточные» институты — это не российское изобретение, хотя в российском дискурсе они закрепились с таким названием благодаря работам академика Виктора Полтеровича. Анализируя практики перехода постсоветских стран к рынку, российский экономист пришел к выводу, что иногда отказ от «шоковой трансплантации» в пользу каких-либо промежуточных форм — решение более удачное. Так, например, происходило с выстраиванием системы ипотечного кредитования в Словакии и Чехии: в отсутствие практики накопления средств и кредитных историй институт ипотеки был внедрен только после распространения его промежуточной формы — стройсберкасс. Другой пример — постепенная либерализация цен и приватизация в Китае, когда комбинация коллективной и государственной собственности на муниципальных предприятиях позволила преодолеть сопротивление мощных групп интересов в центре, а также способствовала появлению эффективных менеджеров из числа управленцев таких предприятий, формированию рыночной инфраструктуры, повышению доверия населения к негосударственному бизнесу. Удивительно, но по такой же модели развивался институт принятия решений в ЕС, где изначально по правилу единогласия (решение считается принятым только тогда, когда за него проголосовали все страны-члены) принималось до 50% решений, а к сегодняшнему дню это число сократилось почти в два раза.
В международной экономике «промежуточные» институты известны благодаря работам Дани Родрика как second-best institutions. Собственно, это название и отражает логику их конструирования: когда в странах догоняющего развития немедленное внедрение институтов в идеальной форме невозможно вследствие специфических рыночных или политических условий, неустранимых в короткие сроки — стоит попробовать создать институты второго выбора. Они должны одновременно выполнять функцию «идеального» института и работать на ослабление ограничений, мешающих внедрить его в полноценном виде. Этапов трансформации этого института может быть несколько, но главное, чтобы в каждой следующей итерации политические ограничения ослаблялись, противников внедрения института становилось меньше, правила распространялись на все большее число социальных групп, а у населения формировались нужные для эффективной работы института навыки. Подобные институты второго выбора успешно существовали и во Вьетнаме, и в Южной Корее, и в странах Латинской Америки.
Выбор целей
Принимая во внимание имеющиеся ограничения, связанные с наличием мощных групп интересов и их ролью в блокировании предыдущих структурных преобразований, ставка на конструирование институтов второго выбора не универсальна, но вполне оправданна. Понятен и скепсис — возможны ли сейчас преобразования вообще? Однако скепсис уничтожает инициативу. А если преобразования не готовить, то шансов на их реализацию становится еще меньше. Для настоящего модернизационного рывка ключевые изменения должны последовательно или параллельно произойти в трех сферах. Первое — распространение принципа верховенства права на всех граждан без ограничений. Второе — установление публичного, консолидированного и ограниченного набора стимулов политического контроля над насилием, то есть ситуации, когда ни один следственный или силовой орган не может рассматриваться как инструмент политической и экономической конкуренции. Третье — деперсонализация деятельности организаций и институтов, когда они смогут успешно «переживать» своих создателей.
Под каждую из этих задач возможно выстраивание цепочки промежуточных институтов, эволюция которых позволит получить установление порядка открытого доступа в горизонте до 2024–2035 годов. Под каждый такой институт или даже каждую его итерацию придется «собирать» свою коалицию сторонников как в элите, так и среди граждан. Эти промежуточные институты будут усиливать работу по стратегическим приоритетам, обеспечивая нормальный процесс поступательного развития, результат которого полностью соответствует национальным интересам страны.
Источник: РБК
Дата публикации: 14-09-2017, 10:33
